История повторяется, пока её не осознают

Великое переселение народов, определившее лицо современной Европы, длилось несколько тысячелетий. Сравнительно надёжно изучена часть его, начатая возникновением индоевропейской языковой семьи. Она зародилась примерно шесть тысячелетий назад в горах, ныне поделённых между Арменией, Ираном и Турцией; затем носители первых индоевропейских языков пришли на север Урала, там жили несколько веков, оттуда пошли на юго-восток, перевалили через Гималаи, заняли северную половину нынешних Индии с Пакистаном, там расплодились — и начали волнами выплёскиваться на север и запад, так что уже примерно четыре тысячелетия назад первые индоевропейцы пришли в Европу, а последняя из индоевропейских волн — германская — началась примерно в третьем веке до нашей эры и завершилась примерно в четвёртом веке нашей эры. Этим дело не кончилось: было ещё несколько групп племён алтайской языковой семьи (к ней относятся, в частности, тюрки) — гунны во главе с Атиллой (они, впрочем, в Европе не удержались как самостоятельный народ), болгары под предводительством Аспаруха. Последний заметный поход — мадьяры (из финноугорской семьи) во главе с Арпадом.

С тех пор, казалось бы, значимых массовых переселений не было. Скажем, монгольское нашествие, хотя и оставило заметные следы и в языке, и в организации дальнейшей жизни захваченных народов, но демографически незначимо: число кочевых пришельцев было столь мало по сравнению с оседлым местным населением, что, например, на Руси легендарное иго свелось к перенаправлению налоговых потоков да утверждению князей в новой столице (но сами князья назначались только из прежней правящей династии).

Правда, один из славяноязычных народов — русский — вырос куда больше, чем можно было ожидать в момент его зарождения — хотя он уже тогда населял весь Янтарный путь — от Балтийского до Чёрного моря. Но при этом он — в отличие от участников Великого переселения народов — не покинул место своего возникновения, а потому не может считаться переселенческим.

Тем не менее нечто подобное великому переселению народов идёт уже довольно давно — по меньшей мере полвека, с тех пор, как западная часть Германии преодолела послевоенную разруху и (в качестве витрины капитализма) разбогатела достаточно, чтобы приглашать на чёрную работу нищих голодных турок. А потом было несметное множество беженцев во Францию из оставленных ею колоний (в основном — из Алжира и Вьетнама, но многие и из чёрной части Африки), поток иммигрантов из стран Британского содружества наций в былую метрополию этой величайшей колониальной империи…

Миграционные потоки в Европу по абсолютной величине давно превосходят всё, что было в эпоху Великого переселения народов. Это, впрочем, само по себе мало что значит: ведь сами народы с тех пор тоже выросли в десятки раз. Но и относительные потоки у многих народов вполне сопоставимы с тем, что было тогда. Посмотрите, например, какая доля таджиков, молдаван или галичан (это всё народы индоевропейской семьи: таджики — из иранской группы, молдаване — из романской, галичане — из славянской, хотя с изрядной примесью румынских и мадьярских элементов в языке) сейчас трудится за пределами родных земель (в основном — в Российской Федерации, хотя галичане и молдаване надеются в Европейском Союзе зарабатывать побольше). Причём они стараются перетянуть за собой семьи — из гастарбайтеров стать жителем региона.

Важно, что движущий мотив нынешнего переселения на самом деле такой же, как и прошлого — стремление даже уже не к лучшей жизни, а просто к выживанию. Насколько я могу судить, тогда люди шли в дальние края чаще всего не для того, чтобы пограбить богатые земли, лежащие на пути. Хотя и это тоже бывало — скажем, германская волна переселения народов вызвана именно тем, что Рим к тому времени был ещё достаточно богат, чтобы было что у него грабить, но уже достаточно слаб, чтобы не иметь возможности защититься.

Кстати, именно эта волна привела к тому, что на землях, ныне именуемых Среднерусской возвышенностью, практически не осталось населения: все ушли в надежде поживиться. На освободившееся место пошли с севера племена балтской группы (от неё дошли до наших дней почти без изменений латыши и литовцы), с юга — иранской (к тем племенам ближе всего нынешние осетины). Места было много, переселенцев мало. Поводов для конфликта мало, для сотрудничества много. Языки этих двух групп индоевропейской семьи смешивались по мере взаимодействия переселенцев. И за пару веков сформировалась новая — славянская (точнее, изначально словянская — от «слово»; те, кто не принадлежал к ней, получили прозвище «немцы» — немые) группа языков. Поскольку они формировались из одних и тех же компонентов и отличались только дозировкой, языки эти похожи настолько, будто у них — как, например, у романских — есть общий предок. Когда-то этот праславянский язык даже смогли реконструировать сопоставлением его предполагаемых потомков и только немногим более полувека назад пришли к выводу, что они всё же образовались вышеописанным способом, а уж потом стали порождать диалекты обычным способом — независимой эволюцией в изолированных регионах (так возникли, в частности, южнорусская — на её основе в последние полтора века конструируется украинский язык — и западнорусская — из неё изготовляют белорусский язык — группы русских диалектов. Некоторые дополнительные подробности процессов формирования славянской группы языков в целом и русского народа в частности описаны, например, в моей статье «Русь из варяг в греки».

Но всё же последняя из германских волн Великого переселения народов, на мой взгляд, исключение из правил: гораздо чаще люди шли не за наживой, а от неминуемой гибели. Вот и сейчас основная масса переселенцев в Европу тоже идёт не за наживой, а от неминуемой гибели.

Крупных и заметных миграционных потоков, подобных бывшим в ту эпоху, пока нет. Беженцы движутся не большими потоками, а порознь или в лучшем случае на каких-нибудь небольших корабликах: скажем, в Италию с южного берега Средиземного моря перебираются то на самодельных утлых плотах, то на небольших катерках для прибрежного перемещения или, если удастся в складчину наскрести бешеные по тамошним меркам деньги, фрахтуют какое-нибудь рыболовное судёнышко.

Но в местах, куда эти люди добираются, они уже образуют критическую массу. Скажем, во Франции уже давным-давно существуют целые городские районы, заполненные мигрантами из Алжира и их потомками. Причём иммигранты в первом поколении были готовы работать где угодно и как угодно — лишь бы выжить. Но их потомки уже уверены: они работать не должны — Франция им по гроб жизни обязана уже за то, что они туда приехали. А когда у них начинаются экономические проблемы, они идут громить французские кварталы и сжигать автомобили французов. Из этого примера видно: даже если миграционный поток на первый взгляд невелик, он всё равно рано или поздно оборачивается переселением народов — в конце концов, мы не знаем, сколько человек шло непосредственно под руководством какого-нибудь Алариха или Атиллы, а сколько под его знамёна встало людей из числа тех, кто переселился ранее и до поры до времени считался добропорядочным иммигрантом.

Поэтому полагаю: великие переселения народов не кончились.

Вдобавок напомню: были громадные переселения и при социалистическом строе, в советское время. Правда, большей частью не ради выживания, а ради процветания. И своего собственного, и всей страны.

Например, колоссальное количество людей перебралось в новые промышленные регионы в период их создания — индустриализации СССР. Достаточно напомнить: демографическая убыль — сокращение фактической численности населения по сравнению с ожидаемой по расчёту на основании предшествующих тенденций (этот показатель учитывает все возможные факторы ухудшения жизни) в регионах, поражённых голодом 1932–3-го годов, составляет примерно 7 миллионов человек, но демографическая убыль всего СССР в тот же период — всё, что можно хоть как-то списать на причины, хотя бы отдалённо связанные с голодом — составила всего 3 миллиона. Остальное 4 просто переселились из голодающих мест туда, где создавалась новая промышленность. Как видим, тогдашнее переселение народов было вполне значимым.

Аналогично колоссальное количество народу переселилось в североказахстанские степи по инициативе Хрущёва — для земледельческого освоения тамошних целинных степей. Сама инициатива была дурацкая — я об этом уже писал. Но число переселившихся вполне сопоставимо со всем предыдущим населением Казахстана — даже во времена Великого переселения народов такое случалось редко.

Советский опыт показывает: переселение народов возможно и по вполне обоснованным планам, а не только стихийно. Но и стихийных переселений — и нынешних, и вследствие грядущих потрясений — на наш век ещё хватит.